После аннексии Крыма Россией рок-музыкант Андрей Макаревич словно вернулся в СССР, став в современной России пятой колонной, андеграундом и агентом Запада. О том, как жить в мире, где большинство против тебя, Макаревич и говорил с НВ.
60‑летнему Андрею Макаревичу, бессменному лидеру рок-группы Машина времени, на старости лет родина преподнесла сюрприз — записала в предатели.
Музыкант известен своей позицией: он не раз выходил на антивоенные марши мира в Москве, осуждал и осуждает политику Кремля в отношении Украины. Активность не осталась незамеченной: в апреле на московском Новом Арбате появился баннер с фото известных россиян, которые не поддержали оккупацию полуострова.
На нем над изображениями музыкантов Макаревича и Юрия Шевчука, а также политиков Алексея Навального и Бориса Немцова коротко написано: “Пятая колонна. Чужие среди нас”.
Плакат лишь констатировал то, что лидер Машины почувствовал уже раньше — для широких российских народных масс, государственного телевидения и официальных властей он стал изгоем.
— Что происходит в России сейчас и почему?
— Я, наверное, не лучший выбор рассказчика о том, что происходит в России,— слишком занят делами и стараюсь исключать раздражители из своего мира. Мне действует на нервы вранье по телевидению — я просто его выключаю, чтобы не портить себе настроение.
Но у меня есть ощущение, что в обществе возникла какая‑то легкая растерянность после того, как Владимир Путин предпринял последние шаги [после аннексии Крыма], потому что настолько хорошо вертится раскрученный маховик машины пропаганды, очень враждебной и лживой, что остановить его за один день невозможно.
У меня такое ощущение, что маховик сейчас крутится по инерции и даже пробуксовывает. Я очень надеюсь, что у следующего, нового президента хватит воли, разума, сил привести ситуацию в состояние равновесия.
— XXI век — это век информации. Но, оказывается, людей все равно легко обмануть, хоть они имеют доступ к самым разным ресурсам. В чем причина?
— Причина в том, что Россия до сих пор отсталая страна. Потому что если исключить несколько больших центральных городов, то около 80 % населения черпают информацию из телевизора. Голову задурить очень несложно, особенно если использовать дубовые, агрессивные методы.
— Почему эти методы срабатывают? Ведь множество людей в РФ читали о тоталитарных режимах, к примеру произведения Александра Солженицына. Почему все равно верят?
— Может быть, я ошибаюсь, но у меня есть предположение. Подросло поколение, которое было рождено в конце 1980‑х — начале 1990‑х. То было очень специфическое время. И я думаю, что эти люди не получили вообще никакого воспитания. Оттого у них очень странные оценки: моральные, исторические и прочие. Это люди пустоты.
— А почему лично на вас не подействовала вся эта российская истерическая пропаганда?
— Потому что я получил хорошее воспитание. Вранье научился отличать от блестящей и привлекательной, но внутри гнилой лжи. У меня масса друзей в Украине, я с ними постоянно общаюсь, поддерживаю связь. Есть возможность сравнивать информацию.
Не хочу сказать, что у вас все безупречно в этом смысле — тоже агитации хватает. Но тем не менее, сопоставляя одно с другим и третьим, ты приближаешься к истине.
— Новым -старым трендом в РФ стало появление так называемой пятой колонны. Причем по советскому образцу — кто не с нами, тот против нас. Это на уровне общественной истерии и разговоров или можно реально пострадать за иное мнение?
— Думаю, что нашего президента Путина так учили. Чему и как его могли учить в том месте, где он получал образование [Путин в 1975 году был аттестован младшим офицером КГБ СССР, работал по линии контрразведки, а после окончил курсы переподготовки в Высшей школе КГБ]?
“Совок” же никуда не уходил на самом деле. Можно объявить, что “совка” больше нет, но он еще сидит в позвоночнике и генах. Не знаю, сколько поколений должно родиться, чтобы люди почувствовали себя свободными.
— А что законсервировало “совок”?
— Дело в том, что люди во время советской власти были чудовищно развращены. Они привыкли не работать по настоящему, ни за что не отвечать, ничего не делать, получать как бы зарплату. При этом и на колбасу, и на портвейн, в общем, хватало.
Им не нужна была никакая личная ответственность за происходящее. За очень редким исключением. Когда случилась перестройка, люди оказались выкинутыми на территорию свободы, и выяснилось, что они к ней совершенно не готовы.
Свобода их не устраивает, они хотят обратно в загончик — ничего не делать, никаких рисков, ни за что не отвечать и получать свои 130 рублей. Вот и все.
— То есть русские люди несвободны?
— Они абсолютно несвободны и никогда не были свободными. Речь не о том, что россияне находятся в заключении,— они внутренне несвободны. Поэтому такая осознанная или неосознанная тоска по сильной руке, хозяину, который все решит, врагов накажет. И так далее.
— Насчет Путина. Я понимаю, чтобы выглядеть корректным, вы не можете жестко высказываться о нем, в том числе словами теперь уже очень известной украинской песни. Но, на ваш взгляд, кто такой Путин? Это квинтэссенция чаяний народа, его отображение, тень?
— Я думаю, что окончательно мы это поймем спустя несколько лет. Потому что исторические события нужно оценивать только со стороны, а пока ты в них живешь, эмоциональных оценок не избежать.
Но во всяком случае он очень чутко улавливает народные настроения. И в этом ему не откажешь. Плох тот царь, который не слышит голос своего народа. Другое дело, что можно какие‑то настроения поощрять, а можно как‑то пытаться свой народ воспитывать. Но обычно политики идут по первому пути.
— Почему на концертах Машины времени десятки тысяч людей из года в год подпевали вашим песням, а теперь нет десятков тысяч, которые услышали и поддержали бы вас?
— Во-первых, я никого не агитирую, чтобы поддерживали мою позицию. Я не политический деятель. Я все‑таки тешусь тем, что занимаюсь музыкой, пишу песни. Наши песни нравятся огромному количеству людей, так получилось.
При этом они могут быть разных взглядов — к примеру, те, кто рады присоединению Крыма, и те, кому стыдно, что Крым украли. А нашей власти очень здорово удается этих людей сталкивать лбами, разжигать эту внутреннюю ненависть.
И на этом разделении, как на опорах, держится властный трон. Разделяй и властвуй, вот так обстоят дела.
Тем не менее мне кажется, что нормальных людей все‑таки больше. Они не выступают явно, но это сегодня — никто не знает, что будет завтра.
Никто не знает, как поведут себя наши люди, если санкции начнут действовать, и вдруг утром, когда страна проснется, они поймут, что стали жить гораздо хуже. Вот кого они будут в этом винить? Украинских фашистов или президента нашей страны? Мне очень интересно на это посмотреть.
— Вы видели закат одной империи и расцвет другой — формата Путина. Вам не страшно жить в этой стране? Есть какие‑то сопоставимые ощущения, параллели, которые можно провести между этими двумя периодами?
— Пока нет. Потому что в 1930‑е годы мне пожить не привелось, слава богу. Что касается 1970‑х, то это сложно сравнивать, потому что даже такая элементарная вещь, как интернет, в корне меняет жизнь человека. Тогда был совсем другой уровень информации.
— А что для вас Украина?
— Там живут замечательные люди. Мне нравится природа. И то, что страна в силу действий Иосифа Сталина получила состав населения, разный по своему внутреннему устройству,— это совершенно не повод, чтобы вести войну внутри себя, внутри общества.
— Мы, живя в Украине, находимся в пределах одного информационного поля, и нам иногда тяжело дистанцироваться от самих себя. А если посмотреть на украинцев со стороны — что‑то после Майдана изменилось?
— Для того чтобы увидеть перемены невооруженным взглядом, нужно прежде всего, чтобы прекратилась стрельба. Вот как только она закончится, я уверен, начнется необыкновенный духовный подъем.
Потому что люди почувствуют, что с этого дня они живут в новой стране и не хотят повторять ошибок прошлого. И у них есть шанс, возможность эту страну построить с нуля. Это интереснейшая, замечательная задача.
К примеру, я приезжал в Грузию и видел там настроение людей в Тбилиси. Они небогато живут, но они невероятно воодушевлены тем, что живут свободно. Я очень надеюсь, что у вас будет также.
— Как думаете, конфликт на востоке страны обусловлен историческим ходом развития украинского общества или это накручено искусственно?
— Мне очень интересно, откуда эти ребята в камуфляже берут оружие. Потому что если они такие народные, самовооружившиеся, то они должны ходить с двустволками. А откуда у них ПЗРК, с которых можно сбивать самолеты?
Для меня остается загадкой, откуда их взяли. Еще мне интересно, действительно ли они избраны народом и какой реальный процент населения за них голосовал. Если вообще была возможность за кого‑то проголосовать.
Я допускаю, что какая‑то часть населения юго-востока недовольна своей жизнью, и некоторые даже хотят в Россию. Но, черт возьми, существует закон, эти люди — граждане Украины, поэтому любое вооруженное действие по законам любой страны называется мятежом, террористическими военными действиями.
Если хотите бороться за свои права — боритесь законными методами. Если вам не нравится жить в Украине, так езжайте в Россию, получайте советский паспорт. Множество людей уехали из России в другие страны, потому что уверены, что там жить лучше.
И еще. Я бы с большим интересом посмотрел, если бы у нас внутри российского государства какая‑нибудь область решила отделиться. Сколько минут она бы просуществовала? И как бы мы их называли — повстанцами или террористами? Налицо двойные стандарты.
— Как жить украинцам и россиянам дальше? Неужели вражда растянется на десятилетия?
— Я с большим сожалением думаю, что неприязнь останется очень надолго из‑за крымской истории. Но тем не менее все проходит. Чтобы это случилось быстрее, нужно немедленно прекращать настраивать друг против друга два народа.
Нам все равно жить по соседству, мы никуда не разъедемся, не расплывемся. Двум врагам по соседству жить гораздо сложнее, чем двум друзьям. Необходимо быть хотя бы нейтрально настроенными друг к другу.
Это ориентир, и к этому нужно стремиться.