Самый молодой 18-летний киборг Слива до войны был студентом Львовского кулинарного училища Виталием. В Донецком аэропорту он вместе с другом, 21-летним Коброй, воевал три недели, был одновременно и гранатометчиком, и медиком. О пережитом там Слива рассказывает глухим голосом и глядя куда-то в сторону, а когда речь заходит о довоенной жизни или о маме и бабушке, немного оживляется.
В мобилке Сливы хранится с десяток фотографий, снятых им в Донецком аэропорту. Некоторые из них хочется быстрее пролистать - смерть пугает даже на уменьшенном снимке, пишет Надежда Юрченко на портале Укринформ.
В Киев Слива вместе с другими бойцами, которые сейчас на ротации, приехал получать реанимобили, закупленные Украинской Православной Церковью Киевского патриархата на пожертвования прихожан. В столице в свободное время идти ему особо некуда, разве что собирается на Майдан, где прошлой зимой провел несколько недель, и к арке Дружбы народов, потому что ему нравится вид на Днепр оттуда. "Вы спрашивайте, что вас интересует, я буду отвечать", - подбадривает Слива.
МАМЕ СКАЗАЛ, ЧТО ЕДУ НА ЧЕРНИГОВЩИНУ УБИРАТЬ СВЕКЛУ
- Я сам из Львова, учусь на повара-кондитера во Львовском профессиональном лицее торговли и сферы услуг. Сейчас идет второй курс - кондитерство, но это уже без меня. Мне восемнадцать лет, в январе будет девятнадцать.
Когда в конце июля мне пришла повестка в армию, я пошел в военкомат и принес справку об учебе, а мне говорят: "Мы сейчас всех забираем. Готовься, через два дня, скорее всего, и тебя заберем".
Я пришел домой, собрал вещи и уехал в Добровольческий корпус "Правого сектора", потому что не хочу идти в армию. Есть большая разница, где воевать - в армии что скажут, то и делаешь, и они могут ставить задачи, которые невозможно выполнить. Сколько я слышал, что были "подставы" среди военных - отсылают неизвестно куда, и просто колонна едет, попадает под обстрел и не возвращается. Поэтому я и не хотел идти в армию.
У меня есть знакомый Кобра, он работал в кафе "Правый сектор" на Леси Украинки, 15 - это как раз возле моего подъезда. На востоке он воевал еще раньше - был там, когда брали Карловку. Когда он приехал во Львов в увольнение, я спросил: "Ты куда сейчас?" - "Опять на восток". Я говорю: "Давай и я с тобой!". Он мне и дал позывной Слива, а почему - так и не сказал. Нас поехало четверо - я, Кок, Балу и Кобра.
Я тогда маме впервые в жизни соврал, что еду на Черниговщину убирать свеклу. А в сентябре, когда приехал в первое увольнение, признался, что был не на свекле, а ездил на восток и опять поеду. Мама всегда против, чтобы я возвращался, потому что я у нее один, отец умер, но я говорю, что это мой выбор, и еду.
КОБРУ НАУЧИЛИ СТРЕЛЯТЬ ИЗ МИНОМЕТА УЖЕ НА ПЕРЕДОВОЙ
- 2 августа я уже был на базе "Правого сектора" в Днепропетровской области, где проходил обучение.
За пять дней нас научили бегать в бронежилете, стрелять, работать в двойках, пятерках, оказывать первую медицинскую помощь себе и товарищам, рассказали о тактике боя.
В аэропорт мы попали не сразу. Сначала ты приезжаешь на Пески и попадаешь в резерв, а когда в аэропорту идет ротация, всегда набирают добровольцев - принудительно туда никого не направляют.
До этого я об аэропорте вообще ничего не знал. Нас туда приехало шестнадцать человек на одной бронемашине. Это было в 20-х числах сентября. Мы приехали в пятницу вечером и легли спать в подвале. Когда едешь в аэропорт, берешь с собой каремет, спальник, сменные теплые вещи, а каска и бронежилет уже на тебе.
А утром нам показали наши позиции - вот, когда выходишь из старого терминала, идешь за ангар, а за ангаром бокс - это крайняя точка, где мы держали оборону. Кобра был командиром минометного расчета, стрелял из "Василька" - это миномет 82-го калибра еще со Второй мировой войны. Его военные научили из него стрелять уже на передовой. Нашей задачей было смотреть, откуда по нам стреляют, и корректировать туда наши минометы, нашу артиллерию, и прикрывать военных на позиции "Небо", потому что это шахта какая-то, а "Земля" - это прикрытие. Пока "Небо» не спустится вниз, "Земля" не отходит назад.
В воскресенье утром шестеро наших, которые пошли на бокс, звонят нам и говорят: "Выехал танк, второго этажа уже нет - он его снес, наши вещи завалены, бронежилеты тоже, придите нам на подмогу, потому что уже пехота пошла". Мы подождали полчаса, потому что бывает и такое, что сепары пришли, постреляли и развернулись, позвонили нашим, а они говорят: "Все, уже кранты, к ним подошла подмога!".
Мы все встали и побежали к ангару. Прибежали в этот бокс и вступили в контакт с сепарами. Началась перестрелка, они зашли на балкон. Был такой парень, Север, он выстрелил из РПГ, балкон упал вместе с сепарами. Тогда в нас бросили две гранаты, и в него попали два осколка, но он выжил - не тяжелый 300-й. Вместе с еще одним парнем, которого осколком ранило в ногу, Север побежал на старый терминал, а мы еще где-то 15 минут отстреливались, потом решили отступить, потому что выехал танк. Это был мой первый бой, можно сказать, боевое крещение.
Первый выстрел я сделал в сторону сепаров по балкону в ангаре. Стрелял из АКМ-74 - мы его называем "Весло" из-за деревянного приклада.
МЫ С КОБРОЙ УБИЛИ ДВУХ СЕПАРОВ И ЗАБРАЛИ СЕБЕ ИХ ОРУЖИЕ
- Мне дали автомат на Песках, а где его взяли там, я не знаю. Когда мы приехали в аэропорт, я и Кобра убили двух сепаров и забрали их оружие. Кобра взял себе ПКМ (пулемет Калашникова модернизированный. - Ред.), а я РПК (ручной пулемет Калашникова. - Ред.). И это уже было наше собственное трофейное оружие, лучше, чем до того. Военные нам давали к ним патроны, гранаты - что мы просили, то и давали. В аэропорту проблем с оружием у нас не было.
Третье октября, когда два танка начали бить по нам с двух сторон, я помню, как сегодня.
В семь утра вернулись с Коброй из наряда - мы стояли по два часа по двое, разбудили следующих, показали, где наши позиции, куда отступать в случае чего, и пошли спать. К нам прибегают, будят, говорят: "Выехало два танка, надо их поймать!". Мы встали, я на одно плечо повесил через шею автомат, на второе надел такую сумочку с ракетами к РПГ-7. Туда влезает три, а четвертую я уже зарядил, и мы вдвоем побежали ловить этот танк. Один подбили на взлетной полосе, а после этого они уже не выезжали, но продолжали стрелять по нам из-за ангара и с другой стороны, то есть вели перекрестный огонь. Я тогда уже с жизнью попрощался - думал, что там и умру!
Мы тогда еще и первую медицинскую помощь оказывали и своим, и военным. Откуда крикнули: "Док!", туда и бежишь. У меня и у Кобры были индивидуальные аптечки. А еще нам дали такие кейсы, как у врачей "скорой". Медикаменты у нас были, но не хватало сильных обезболивающих налбуфина и буторфанола. Мы кололи как местное обезболивающее кетанов.
В ПЕСКАХ МЫ БОЯЛИСЬ МИНОМЕТОВ И "ГРАДОВ", А В АЭРОПОРТУ ТАНКОВ
- Что самое страшное? Я скажу так: в Песках мы боялись минометов и "Градов", а в аэропорту - танков. Танк бьет прямой наводкой и может одним снарядом пробить три стены, поэтому их нельзя было близко подпускать.
У нас с Коброй была рация, и мы могли ходить по аэропорту с РПГ-7, а в случае чего нам говорили: "Танк выехал на двенадцать часов" - это значит бить прямо перед собой на взлетку. Нашего командира координировал полковник из кировоградского спецназа, а командир уже говорил нам.
Когда мы не были в наряде, могли сходить в гости к военным или сидели и разговаривали между собой. Мы вспоминали, как было в Песках, в мирное время, мечтали, что сейчас делали бы, если бы не война.
Раньше я занимался флорболом (хоккей в зале. - Ред.), был вратарем. Когда находился в аэропорту, созванивался с тренером, с ребятами из команды. Они мне рассказывали, что у нас должны быть соревнования, говорили, что ты уехал, а у нас нет вратаря, надо еще найти, может, вернешься. Я говорю: "Закончится война - вернусь!"
В аэропорту сигнал очень хороший, не то что в Песках - там все время перебивает, и толком не поговоришь. Но, чтобы пообщаться 10-15 минут, нужно куда-то отойти. Ты предупреждаешь, что, например, идешь на второй этаж в комнату, в случае чего, ищите меня там. Я по полчаса разговаривал с мамой, расспрашивал, как у нее дела, чем занимается. Бабушке тоже звонил. Она у меня такая прямолинейная, говорит: "Ты дурак! Давай быстро домой! Я кому сказала!" Я даже не знал, что ответить, говорю: "Ну, ба, все нормально, вернусь!"
В аэропорту я был до 12 октября, потом у нас была ротация. Я вернулся на Пески, помылся, затем поехал на базу, а 14 октября уже был во Львове. Побыл семь дней и вернулся на восток.
Мы с Коброй снова просились в аэропорт - хотели туда вернуться, потому что там еще много сепаров. Не так, чтобы туда что-то тянуло, но чувствую, что нужен там. Потому что если ты уже раз прошел аэропорт и приобрел какой-то опыт, то тебе будет легче, да и тем, кто поедет туда впервые, сможешь что-то подсказать - может, от этого будет зависеть их жизнь.
Но сейчас "Правый сектор" из аэропорта забрали, мы сейчас находимся в Песках - делаем коридор для военных, чтобы им можно было безопасно доставлять еду и боекомплект.
Никакого денежного вознаграждения мы не получаем.
НЕНАВИСТЬ ВО МНЕ ЕСТЬ, НО ЕЕ НАДО ТОРМОЗИТЬ
- О том, что нас называют донецкими киборгами, я узнал, когда мы после ротации приехали на Пески. Поспали, потому что мы приехали ночью, а утром мы уже узнали, что нас называют киборгами. Я сначала этого не понял и не знал, как к этому отнестись. А потом - киборги ну и киборги! Это нас после 3 октября так прозвали.
Греет ли это душу? Когда вспоминаю, как подорвался сепарский танк батальона "Оплот", это греет больше!
Да, ненависть во мне есть, но ее надо тормозить.
К донецким я отношусь нормально, просто не понимаю тех, кто ни с того, ни с сего придумал ДНР - можно так сказать - высосал ее из пальца! Это то же самое, что вот, например, есть Львов, они поставили баррикады, взяли оружие - все, еще одна ЛНР! Я этого никак не могу понять!
Можно ли переубедить людей, которые против Украины? Когда я приходил, то уже не разговаривал. Им вбили в голову, что придут бандеровцы, киевская хунта, фашисты, злобные правосеки, убьют их детей, а правосеки их съедят. Они там боятся "Правого сектора" как огня!
Эту войну уже давно можно было закончить - просто дать разрешение на штурм Донецка и выбить сепаратистов с их позиций. Настроения на передовой такие, что надо только выбивать, по-другому - никак!
О каком-то перемирии нам звонили и говорили, но когда где-то что-то об этом услышим - мы сразу на боевую (позицию. Ред.) и ждем, когда сепары начнут по нам палить. Потому что они знают, что военные стрелять не будут, только оборона.
Из тех, с кем я заходил в аэропорт, двое наших ребят погибло - Каспер из Днепропетровска и Скельд, кажется, из Киевской области. Я их хорошо знал, а Скельда учили вместе с Коброй стрелять из РПГ-7.
Скельду осколок попал в шею, руку и ногу, а Касперу - между пластинами бронежилета и пробил легкие. Это были первые побратимы, которых я потерял, и об этом не хочется вспоминать ...
Я всегда был на позитиве, а когда услышал, что у нас есть 200-й, Скельд, сразу в голове мелькнуло: "На его месте мог быть я и каждый из нас!" Сразу такие мурашки по телу пошли, и в ступор впал, я не знал, что делать. Меня Кобра тогда растормошил: "Давай, Слива, бежим дальше!"
Помните, как всех поразила первая смерть на Майдане? А сейчас это просто статистика: в аэропорту были потери. О бойцах "Правого сектора" вообще не вспоминают! Говорят два "200-х", три "200-х", а не то, что люди погибли за Украину. Получается, погибли ну и погибли!
Бывают случаи, когда не выдерживаешь не физически, а морально, уже начинаешь потихоньку сходишь с ума. Случалось, что отвозили ребят на "дурку". Нам сказали на передовой: "Если ты чувствуешь, что это уже предел, бери увольнения на неделю, месяц и уезжай". Можно и не возвращаться - никто потом из-за этого не скажет, что ты трус или еще что-то.
ОТКРЫВАЕШЬ ОБГОРЕВШУЮ БАНКУ ТУШЕНКИ, А ТАМ МЯСО КАК БЫ ПОДЖАРИЛОСЬ
- На передовой ребята не знали, что я учусь на повара - я этого не стесняюсь, просто речь не заходила.
У меня двоюродный брат повар-кондитер, мне понравилось, и я тоже пошел учиться. Уже научился готовить суп-пюре - его можно сделать из всего, даже из борща! Потом картофельные котлеты, зразы с начинкой. Но это немного сложновато, потому что когда придаешь форму, то она из-за начинки может немного разлезться, и ты мучаешься-мучаешься ... Я люблю, когда мама делает вареники с картошкой, но не варит, а жарит. Вы когда-нибудь такое видели? Тесто не толстое, а тоненькое, с корочкой - вкусно!
В Песках, уже после аэропорта, мне приходилось готовить, а на передовой нет. Как там питались? Я привык к такому режиму: проснулся около семи, попил чаю - я брал с собой металлическую чашку, на сухом спирте кипятил воду, заваривал пакетик с чаем, добавлял сахар и готово. Еще печенье было. В 12 часов мы ели тушенку или сухпайок, затем к вечеру немного перекусил, попил чаю и все. После такого перейти на нормальную еду было немного сложновато.
Когда мы вернулись из аэропорта, нас один командир, у него позывной Сирко, позвал меня и Кобру к себе в дом. Они пожарили курицу, я съел два кусочка и больше не смог. А потом мы поехали в магазин в село Тоненькое, и я купил "Кока-колу" - это было такое счастье!
Продукты и питьевую воду на Пески привозят волонтеры, а уже оттуда их передают на передовую.
В аэропорту нас уже в конце, когда мы ждали ротацию, немного пожгли, и в последние три дня почти нечего было есть. Мы находили на пепелищах банки тушенки, они сверху были обгоревшие, открываешь - а там мясо как бы поджарилось. Воду мы складывали в подвалах - знали, что в любой момент может попасть снаряд, и тогда останемся без питья.
В аэропорту у нас и туалеты были. Там стоял большой пластмассовый контейнер с краном, подставляешь ведро, набираешь воды - еще и с пеной! - и идешь в нормальный туалет. Мылись влажными салфетками - нам волонтеры привозили.
Мы ощущаем, что люди нас болеют, ведь если бы не они, не было бы никаких добровольческих корпусов, не было бы и армии. Волонтеры многое делают для того, чтобы мы существовали.
ЕСТЬ НАДЕЖДА, ЧТО ВОЙНА ВОТ-ВОТ ЗАКОНЧИТСЯ, НО ЭТОТ ДЕНЬ ВСЕ ОТОДВИГАЕТСЯ...
- Я в церковь и раньше ходил, и в Песках хожу. Туда приезжает наш капеллан из "Правого сектора". Он греко-католик, а я православной веры, но я что, буду выбирать, к кому идти? Бог один, я так считаю, и какая разница, в какую церковь ты ходишь. А там служба Божья идет, обстреливают, но в церковь не попадает! Было много таких случаев, а церковь стоит, и вроде бы еще целая.
Я когда вышел из аэропорта, сразу пошел к психологу. Сам пошел - понимал, что надо немного остановиться, надо кому выговориться. Потому что можно заиграться в войнушку, когда просыпаешься и уже хочешь кого-то убить, и уже сам этого боишься. Поговорил с психологом, затем пошел исповедался. Это помогает. И еще нужен покой - месяц или два, но где-то подальше от передовой, даже не в Днепропетровской области, чтобы можно было спокойно поговорить с психологом, с другими людьми.
Я когда в первый раз приехал домой на семь дней - не то, чего-то не хватает! В следующий раз приехал на семь дней - мало!
Я раньше новости по телевизору вообще не смотрел. А теперь мне фильмы неинтересны, я ищу, что происходит на фронте, о вступлении Украины в ЕС, что делает Порошенко и эта власть, которую мы выбрали.
Что поддерживает наш дух? Есть надежда, что это все закончится, уже вот-вот должно закончиться, и ты этого дня ждешь, а он все отодвигается и отодвигается...