Версия о неисправности самолета А321 постепенно уступает место версии о теракте. Появляется все больше данных, экспертных мнений, утечек, свидетельствующих о том, что причиной крушения самолета стал взрыв на борту, который привел к разгерметизации, развалу корпуса и падению. Выяснение правды сопровождается борьбой интересов: версия о теракте выгодна в первую очередь компании-авиаперевозчику. «Когалымавиа» хочет снять с себя вину за трагедию. Как ни странно, но теракт может оказаться в определенной степени на руку и российским властям.
Пока не установлена истина, хорошо видно, как борются между собой два наиболее популярных объяснения. Первое условно можно назвать «русская халатность»: самолет непонятной авиакомпании «Когалымавиа» чуть ли не двадцатилетнего возраста (на самом деле 18,5, что достаточно много) упал из-за того, что разваливался на ходу, и никому не было дела до того, какие у судна были неисправности. Бывшая жена второго пилота рассказала НТВ, что тот жаловался на состояние самолета, было известно про постоянные проблемы с двигателем. СМИ публиковали данные о том, что самолет уже попадал в аварийную ситуацию и следы ее могли привести к трагедии. Старая посудина, морально устаревшая техника, халатность руководства компании, которое хочет извлекать максимальную прибыль при минимальных издержках, – все это не просто часть нашей реальности, а глубокая вера русского человека в свою способность выживать в любых условиях. Все в России держится на соплях, скрепит, дребезжит, но при этом чудесным образом работает – чем не повод для национальной гордости? Именно поэтому версия про плохое состояние самолета была так нам понятна: ведь это так по-русски.
Первым перечеркнул версию о неисправности самолета представитель «Когалымавиа», который на пресс-конференции заявил, что единственной причиной падения самолета может быть «механическое воздействие на самолет» (причем не обязательно внешнее, как писали СМИ). Однако его позиция обоснована корпоративным интересом, и авиакомпании никто особенно не поверил. Даже Росавиация назвала все эти оправдания «преждевременными», а силовики тут же кинулись доказывать свою востребованность обысками в офисе компании. Каждое ведомство, причастное к ситуации, извлекало свою репутационную выгоду и зарабатывало политические очки. Депутаты принялись в очередной раз запрещать старые самолеты, Ространснадзор – проверять авиапарки на годность, авиалоббисты – требовать ликвидации мелких авиаперевозчиков.
Имитация активной деятельности с отсутствием результатов способствовала появлению другой версии – конспирологической. В интернете уже можно найти «точные доказательства», что самолет был взорван ФСБ. Кто-то верит в пущенную ракету «земля – воздух» – как месть террористов за участие России в военной операции в Сирии. Но на сегодня практически все: власти Египта и России, «Когалымавиа» и Пентагон – утверждают, что никакой ракеты быть не могло.
Зато на первый план выходит другая версия – теракт через взрыв внутри самолета. И эта версия может оказаться далеко не самой неприятной для российской власти – с точки зрения репутационного ущерба.
В пользу версии о теракте косвенно свидетельствуют несколько фактов (при условии, что они достоверны). Во-первых, отсутствие нештатной ситуации на борту. СМИ публикуют пока неофициальные данные о расшифровке черных ящиков. Эти данные неполные и не подтверждены окончательно, но приходят они из разных источников и, скорее всего, указывают на то, что до момента начала крушения самолета судно работало исправно. Механическое воздействие как раз могло оказаться неожиданным и неподконтрольным для пилотов. Во-вторых, The Wall Street Journal со ссылкой на два источника, знакомых с ходом расследования, сообщал, что самолет развалился на части на высоте 4,5 км. Версия о взрыве небольшой мощности в топливном или багажном отсеке обсуждается как наиболее правдоподобная. В-третьих, было заявление египетского отделения ИГИЛ, которое оставило запись, что именно они добились падения самолета. Однако никаких доказательств приведено не было. Источники также сообщают о нехарактерных звуках на борту самолета за 4 минуты до падения (по итогам первых данных расшифровки «черных ящиков»), а также об обнаружении нехарактерных для конструкции А321 элементов. Но само по себе это пока никак не проясняет ситуацию.
Теракт – это всегда удар по государству, по его способности защитить жизни и безопасность своих граждан. Если исходить из версии, что самолет А321 действительно упал в результате взрыва, произведенного по инициативе ИГИЛ, то его взрывная волна была определенно направлена лично на Владимира Путина. Но так ли опасна она для российского президента?
Да, растет цена сирийской кампании, цена реализации геополитических амбиций России. Да, пассажиров самолета, если это был теракт, можно признать жертвами глобальной шахматной игры Путина с Западом. Но в отличие от всех других терактов, которые имели место в России и которые были следствием ее внутренних проблем, в этот раз удар по Путину может быть не так очевиден. Источник атаки – внешний, и сам факт активности ИГИЛ, его террористической деятельности, античеловечной сути трудно вменить в вину Путину в отличие от существующего чеченского сепаратизма, порожденного проблемами отношений федерального центра и чеченским народом.
Второе отличие – теракт в гораздо меньшей степени воздействует на общественное сознание, если обходится без заложников. Каждый год мы вспоминаем жертв «Норд-Оста» и Беслана – два незаживающих шрама на теле России. Но кто помнит сегодня про подрыв двух самолетов смертницами в 2004 году? Судьба заложников всегда находится в руках не только террористов, но и власти – и в этом рычаг давления террористов на общество. Если нет заложников, теракт воспринимается как трагедия, минимизировать число жертв которой априори трудно. В-третьих, до сих пор военная операция в Сирии воспринималась исключительно в контакте геополитических сражений. Теракт против российских граждан – это объявление войны всем россиянам. Сирийская кампания становится не только делом амбиций Путина, но и делом национального реванша.
У Кремля сегодня есть выбор, как обозначить свою позицию по отношению к имеющейся на данный момент информации. Чем меньше доказательств той или иной версии есть в наличии, тем больше у российской власти возможностей выбирать более удобную версию. Когда надо, можно склоняться к версии теракта, используя это как дополнительное обоснование для активизации военной операции против ИГИЛ. Причем вовсе не обязательно свою позицию делать окончательной и неизменной. Неопределенность – это очень удобный инструмент, которым Кремль уже активно пользовался, обозначая отношение к крушению Boeing 777 над Донбассом: то ли украинский штурмовик, то ли ракета «земля – воздух» – никакой точности. Главное – наши не могли. Неопределенность оставляет питательную среду для социальных фобий, аффектов, злости, которыми потом можно управлять и направлять туда, где временно крестиком будет обозначен «враг». Возникает лишь сомнение, в какой степени эта растущая социальная злость может оставаться под внешним контролем и не переоценивает ли власть свои возможности в канализации этой социальной агрессии.
Татьяна Становая. Руководитель аналитического департамента Центра политических технологий