Знаете, что кажется самым забавным, когда листаешь российскую «Википедию»? То, что в событийной рубрике двухлетней давности нет ни одной новости про Украину. Ну то есть вообще за весь месяц. В российской реальности августа 2013 года Украины не было. Я вам больше скажу: за исключением пары новостей, Украины нет в августе 2013-го и в украинской «Википедии».
В «поминальнике» двухлетней давности – Эдвард Сноуден, антипиратский закон и химическая атака в Сирии. Украина где-то там, на периферии внимания. Те две новости, благодаря которым она вошла в список, скучны и обыденны. Одна о том, что Виктор Янукович пообещал выполнить условия для подписания соглашения об ассоциации с ЕС. Вторая – что Москва остановила украинский экспорт на неопределенное время.
До первого протестующего на Майдане остается ровно два с половиной месяца.
Заглядывать в календарь вообще полезно – он отрезвляет. Потому что та Украина – образца позднего Януковича – выглядела абсолютно вторичной. После 2010 года, когда глыба личности из Енакиева одержала победу на президентских выборах, было полное ощущение, что страна ушла в арьергард российской повестки. Что ни о каком тренд- и ньюсмейкерстве с ее стороны больше речь не зайдет. Партия регионов выглядела как light-версия «Единой России», сам Виктор Федорович – потяжелевшим Владимиром Владимировичем, а страна – территорией победившего неофеодализма.
Это было странное время. В Украине ломали копья в спорах о том, кто разделит с Федорычем второй тур в 2015 году. Гадали, почему Врадиевка не переросла в новый Майдан. Говорили, что время протестов ушло и его не вернуть. Мирились с мыслью о том, что Украина закончилась. А оказалось, что она даже еще не начиналась.
Потому что не было никакой Украины все двадцать три постсоветских года – была лишь туша УССР и госмашина, единственной целью которой была утилизация советского наследства. Все, что создавалось в стране, создавалось не по воле государства, а скорее вопреки. Украиной гордились даже не за наличие в ней чего-то достойного, а по факту отсутствия недостойного. Например, однозначной цензуры или концентрации власти в одних руках. Украину ценили не за наличие внятных и достойных правил игры, а за их отсутствие – это казалось более выигрышным, чем железобетонные вертикали власти у соседей.
В России любят говорить, что Майдан стрелял в Януковича, а попал в государство. Возможно. Вопрос лишь в разнице подходов: в глазах одних людей государство само по себе цель и ценность, а в глазах других – лишь инструмент развития собственного населения. Если госмашина нужна для проедания ресурсов, то от нее необходимо избавиться. Если бенефициар государства – коллективный Янукович, то государство нужно пересобрать.
Есть старый афоризм, что в какой-то момент понимаешь, что все достижения, которых ты ждал у главного крыльца под фанфары, незаметно пробрались в твою жизнь с черного входа. Это про современную Украину. Потому что перемены незаметны, если не одномоментны. Но они налицо – хочет страна это замечать или нет.
Потому что два года назад главной внешнеполитической дискуссией страны были буридановы споры о том, какой «союзный» стог сена симпатичнее – Таможенный или Европейский. Внутренняя повестка не лучше: выпустят ли Тимошенко, снимут ли Кличко с выборов, перенесут ли выборы президента в Раду. Все эти вопросы кажутся сегодня бесконечно далекими, как позавчерашний сон. Два года назад в медиасфере был только один Захарченко – который министр внутренних дел Украины. А сегодня в повестке обосновался уже совсем другой. Два года назад, чтобы оскорбить украинца, надо было написать о «жадных хохлах». Сегодня достаточно заикнуться о «братских народах».
Украинская повестка сменилась до неузнаваемости. Нет никаких разговоров о языках и внеблоковости. Главный внутренний раскол в стране отныне упирается в дискуссию о том, случились перемены или нет. «Зрада» или «перемога»? Украина как Босния или Украина как Хорватия? «#Нассливают» или «#всебудедобре»?
Украина изменилась даже в российском сознании. Ведь специфика самоощущения России в том, что она – в представлении большинства населения – живет в кольце врагов и небольшого буфера «своих» государств. До недавнего времени Украина попадала во вторую категорию. Там жили неплохие в целом, но недалекие «малороссы». Чуть большие бузотеры, чем «белорусские бульбаши», но в целом – понятные и доступные. Хитрые, но песни мелодичные. Жадноватые – но гостеприимные. Их можно было похлопать по плечу и по-приятельски назвать «хохлом». А теперь там живут сплошь «укры» и «каратели». То есть из второй группы Украина прямиком перекочевала в первую.
И в этом, быть может, и состоит еще один итог последнего года – по другую сторону российско-украинской границы все меньше риторики о том, что «они такие же, как мы, только морды незнакомые». Нет, теперь уже не такие же. Теперь чужие, враждебные, непонятные. Отныне мир одноногих и одноруких людей для России начинается сразу южнее Белгорода.
И то, что украинские ленты новостей посвящены проблемам страны, – тоже закономерно. Потому что Украина напоминает больного, вынырнувшего из комы, – она тоже пересчитывает конечности и ощупывает мышцы, заглядывает в медвежьи углы и светит фонариком в темные закоулки. Контрабанда в Закарпатье, старатели в Полесье, коррупционные скандалы в нефтянке – это все было и раньше, просто лежало на дне болота. А теперь всплывает на поверхность большими пузырями. И хорошо, что всплывает.
Украинская ситуация – это история про сценарий, который может случиться в том числе и с Россией. 86 «пропутинских» процентов – такая же эфемерная история, как безальтернативность Януковича. В 2013 году той Украины, что позже уйдет в добровольческие батальоны, займется волонтерством и начнет менять страну, попросту не было видно. Она не была дана в ощущениях – так же, как не дана в ощущениях «непутинская» Россия. Но это не значит, что ее нет. 14% несогласных – это двадцать миллионов. Достаточно, чтобы изменить повестку до неузнаваемости. Просто Украина стала постсоветским первопроходцем.
А быть первым всегда непросто. А потому все, что происходит со страной, – это родовые боли. Внутренние кровотечения, рвущиеся пуповины, слабый иммунитет – как и у любого новорожденного. Это рождение новой общности, которая будет пролегать не по паспорту и админграницам, не по месту рождения и национальности, не даже по языку или отношению к истории, а по ценностям и картинке будущего.
И меньше всего Украине сейчас нужен самоуспокоительный треп. Самым честным будет пообещать себе кровь, пот и слезы. В конце концов, страна – это территория. Государство – это способ самоорганизации людей на территории. И в том, что страна чудесная, а государство дерьмо, – нет ничего удивительного, на постсоветском пространстве такое сплошь и рядом. Вопрос лишь в том, что кто-то это понимает поздно. А кто-то – никогда.
Павел КАЗАРИН