Каждый очередной поворот украинского кризиса, перешедшего в революцию, становился сюрпризом и для российского общественного мнения, и для Кремля. В этом главный урок, который нам преподали украинцы: не надо подгонять жизнь под заскорузлые штампы,- пишет Сергей Шелин на портале РОСБАЛТ.
Спектр циркулирующих у нас сегодня сценариев украинского будущего более чем широк — от совместного вашингтонско-брюссельско-московского "Плана Маршалла" до ввода в эту страну российских войск по просьбе группы украинских государственных деятелей, пожелавших остаться неназванными. Прогнозов много, они очень разные, однако сходны между собой уверенностью наших начальствующих лиц и независимых наблюдателей в своем умении предвидеть будущее. Том самом, которого им так не хватало в последние месяцы.
Первым этапом подготовки киевской революции был таможенный бойкот украинских товаров на границе с Россией в августе прошлого года. Принимая это решение, в Кремле исходили из неверной гипотезы, будто шантаж – лучший способ разговора со страной, которая и так раздражена своей зависимостью от великого восточного соседа. Ответом на бойкот стала не капитуляция, а, наоборот, сплочение украинского общественного мнения вокруг плана ассоциации с ЕС. Это потом очень помогло революции.
Но сперва, когда стало видно, что угрозы не сработали, был использован еще один инструмент воздействия — Путин пообещал Януковичу десятки миллиардов долларов, и тот в последний миг отказался от соглашения с Евросоюзом. Глубочайший политический кризис на Украине стал неизбежным. Путин не понимал этого, потому что не видел разницы между Россией и Украиной. Он просто привычным способом "решил вопрос", как делал это много раз. Почему этого же не понимал Янукович – загадка, так и оставшаяся нераскрытой. Что же до российского общественного мнения, то оно на тот момент было совершенно безразлично к происходящему. Лавина уже пошла, но наша публика об этом не догадывалась.
В Киеве поднялась первая волна народных протестов, пока еще мирных. В непровластной российской общественности это мгновенно вызвало взрыв энтузиазма. Представления о том, что происходит на Украине, сводились к наивному тезису, популярному в дни московских шествий и митингов: "Если выйдет пять тысяч, силовики разгонят, если пятьдесят – будут нейтральными, а если пятьсот – присоединятся к протестующим". Ноябрьские киевские события не укладывались в этот шаблон, силовики и не думали вставать на сторону протестующих, из чего российские наблюдатели сделали вывод, что украинская история идет к финалу московского типа.
Однако в январе началась вторая волна протестов, уже не мирных. Наши наблюдатели взирали на Украину со смесью восхищения и ужаса, с видом знатоков разбирали ошибки повстанцев, безо всяких причин называли происходящее не революцией, а гражданской войной, и прогнозировали победу режима Януковича. Как же иначе? Ведь людей на Майдане было не так уж много, а на стороне властей — сила. Из московских властных кругов, насколько можно было понять, Януковича корили за трусость и советовали устроить в Киеве Тяньаньмэнь. Одним словом, ошибались все. За вычетом Януковича, в котором впервые пробудилось смутное чувство реальности и понимание того, что массовые убийства повлекут распад украинской властной машины и герилью, которую уже точно будет не подавить.
И вот, наконец, революция победила. В российских верхах размышляли, надо или не надо вводить войска. Разница между большой европейской страной и маленькой изолированной Южной Осетией почти не осознавалась. Агитпроп уверял, что Украина расколота, хотя признаков этого, за вычетом Крыма, не было и в помине. А российское общественное мнение в одной своей части ужасалось фашистско-бандеровскому перевороту, а в другой – безоглядно ликовало, не замечая эксцессов, приносимых любой революцией: издевательств над побежденными, принудительных покаяний коленопреклоненных чиновников и силовиков "перед народом", то есть перед толпами на площадях и т.п. А круги радикально оппозиционные охватила уверенность, что найден, наконец, рецепт победы: надо смело атаковать, и Кремль капитулирует, а Ново-Огарево опустеет.
Из созданных по украинскому поводу высокохудожественных текстов, обличительных и восторженных, можно составить толстый том. Наши интеллектуалы на редкость красноречивы. Особенно когда речь заходит о чужих делах. Хотя украинские события – самый подходящий повод взглянуть на собственную нашу действительность и на заскорузлые шаблоны, которыми принято ее мерить.
Украинская революция – первая настоящая большая революция на постсоветском пространстве. Революции в трех маленьких прибалтийских странах состоялись еще до распада СССР, а региональные войны и клановые перевороты в нескольких бывших советских республиках этого названия не заслуживают.
В той же Украине "Оранжевая революция" 2004-го – лишь броский слоган. Самый очевидный признак настоящей революции – замена или хотя бы резкое обновление руководящего класса. Ничего подобного в 2004-м не произошло. Тот же Янукович, которому тогда не дали стать президентом, без помех остался в большой политике и в 2006-м был уже премьер-министром. Зато сейчас на Украине началась грандиозная чистка всех властных структур. Старое руководящее сословие сходит со сцены.
А второй признак революции – народность, выражающаяся не просто в выходе масс на улицы (это было и в 2004-м), а в их самостоятельности, в стремительном выдвижении нового актива и в ограниченной роли привычных оппозиционных вождей, которые уже не ведут массы за собой, а только пытаются за ними угнаться.
Оказалось, что ситуация, во многом напоминающая восточноевропейские революции конца 1980-х, возможна и в краях, близких к нашим. Интерес к этому факту понятен, но полезно иметь в виду три вещи.
Во-первых, украинская революция могла произойти куда позже и осуществиться по другому сценарию – возможно, более мягкому. Ее приблизила и радикализировала серия безумных решений местной власти. Попытка воспрепятствовать движению Украины в сторону Европы, хоть и неизбежному, но медленному и неуверенному, дала обратный результат. Отсюда простой вывод: встать поперек истории – еще не значит ее остановить.
Во-вторых, победа повстанцев вовсе не была предопределена. В борьбе берет верх тот, у кого больше воли и самоотверженности. Систему сломила не бумажная отчетность о гигантских шествиях, а решимость нескольких тысяч человек стоять до конца. Защитникам никем не любимой и откровенно антиобщественной правящей клики ни воли, ни решимости не хватило.
Ну и в-третьих, для того, чтобы это стало возможным, требовалась особая общественная атмосфера. Назовем ее национальным подъемом. На Украине или, скажем аккуратнее, на большей ее части, складывается национальное единство, возникает гражданский народ, осознающий свои права. Именно передовым отрядом этого народа чувствовали себя повстанцы, а их противники видели вокруг себя пустоту. Поэтому поражение старого режима выглядит закономерно, а его победа была бы временной.
Из этого следует, что украинский опыт к сегодняшней России неприложим. Существует ли российский гражданский народ? Сейчас нет. Политическая нация не может существовать теоретически. Если она есть, то проявляет себя в коллективных действиях. Только тогда, когда она о себе заявит, к российской общественной жизни можно будет подходить с украинской меркой.
Но некоторые популярные у нас штампы опровергнуты уже сейчас. Например, вера в самоценность митингов и шествий. Они имеют смысл, когда организуются для того, чтобы добиться чего-то конкретного. А если просто так, в память о прошлом и в заранее отведенном месте, то это просто скучный ритуал.
Или, скажем, выдумка о революционной роли среднего класса, разрастание которого якобы становится залогом демократии. Вроде бы, нелепость этой идеи ясна и так. Высокооплачиваемый омоновец, волокущий небогатого хипстера в автозак, уж явно имеет больше оснований причислять себя к среднему классу, чем его жертва. Но сказку о передовом классе все равно продолжают муссировать. Может, хоть теперь перестанут. Украинская революция – это уж точно не революция среднего класса. Ее актив состоит из людей всех сословий. Ее противники тоже. Но доля людей обеспеченных среди них, видимо, повыше.
Что будет с Украиной дальше? Ближайшие события так же невозможно предсказать, как нельзя было заранее предвидеть перипетии последних месяцев. Если ориентироваться на опыт Восточной Европы, то впереди годы нестабильности, сопровождаемые некоторыми экономическими успехами и постепенным укреплением демократического режима. Но это только одна из возможностей. Любая революция имеет шанс на неудачу. Судьба Украины в руках ее народа – смелого, романтичного, бедного, не совсем еще сплоченного и довольно-таки озлобленного.
Конечно, вышеупомянутый западно-российский "План Маршалла" выглядит отличным благопожеланием. Вот только где в нынешнем мире найти нового Джорджа Маршалла?