Украинцы разочарованы: все плохо, реформы почти не идут, пользы от них нет, враги не повержены. Ищем злой умысел и находим его. Но что, если перемены действительно ускорятся?- пишет на портале НВ президент Центра экономического развития Александр Пасхавер.
Мы очень недовольны властью. Мы убеждены — она все тормозит, не пытается сделать так, чтобы сразу стало лучше. Мы ищем в этом злой умысел и находим его. И такие скорее чувства, чем мнения, широко распространены.
Постмайданное разочарование неизбежно и даже полезно в подстегивании власти, но может и навредить, если не контролировать эмоции знанием обстоятельств.
Социальные процессы сложны, противоречивы и плохо предсказуемы. Это битва интересов. В спокойном периоде человек, как правило, успевает адаптироваться, но ускорение социальных процессов трагично для многих. Люди винят только власть, не учитывая статистической максимы: закономерность проявляется через случайности. Случайности лишь рисуют явленный портрет закономерности. Это касается и действий власти, ограниченной объективными обстоятельствами. Впрочем, и граждане, и власть не склонны к абстрактному философствованию, поэтому чаще всего уверены: сменим власть, сменим и историю.
Оценивая власть, нужно знать и постоянно помнить границы ее возможностей, очерченные объективными обстоятельствами. Это не изменит наших эмоциональных мечтаний о простых и быстрых решениях, но поставит их в рациональные границы.
Инстинкт выживания
Стремление большинства украинцев, особенно молодых сблизиться с европейским цивилизационным порядком жизни, обусловлено не только исторической близостью к географической Европе. Это движение — естественный итог кровавого опыта украинцев на протяжении XX века.
Развал СССР и советской хозяйственной системы вызвал к жизни независимую Украину. Страны постсоветского пространства тут же принялись строить свой капитализм. “Наш капитализм” создавала советская провинциальная бюрократия, что было ей совершенно чуждо и непонятно, кроме интуитивного (поначалу) осознания перспектив личного обогащения.
Искреннего и заинтересованного слоя защитников нового европейского социального порядка история на тот момент внутри страны нам не дала. А значит, мы строили капитализм без социального двигателя — субъекта перемен. Хочется подчеркнуть эти объективные обстоятельства для тех, кто настойчиво ищет персонально виновных. Здесь уместно отметить, что внешние советчики мало понимали разницу, скажем, между околоевропейской Украиной и европейской Польшей, а внутренние были полны энтузиазма и не более.
Не менее важным объективным обстоятельством, чем бессубъектность, было болезненное состояние нашего общества. Сотни лет жизни в чужих государствах научили нас не доверять ни государству, ни его законам, опираться только на близкий круг “своих”. Скрыть, обмануть, подкупить — эффективные инструменты выживания, допустимый грех.
XX век оказался самым суровым учителем выживания для украинцев: антикрестьянская революция в крестьянской стране, уничтожение буржуазной интеллигенции и сельской буржуазии, голодомор, войны и оккупации.
Системный кризис первых лет независимости подтвердил нашим гражданам важность стратегии выживания. Так и строим 25 лет “наш капитализм” в этой стратегии — как союз быстро возникшего олигархического класса и коррупционной бюрократии.
Свой порядок
Олигархат — это не пара десятков самых богатых граждан Украины. Хотя они и являются основой созданного порядка, но ими он не исчерпывается. За ними следуют сотни тысяч других, создавая в союзе с бюрократами искусственные монополии и собирая коррупционную дань. Эта сеть и определяет нашу жизнь.
Всякое обновление для олигархата смертельно опасно, поскольку разрушает монополии. Наша бедность — результат сопротивления монополистов развитию. Под их потребности был создан системный отрицательный отбор бюрократии, отбор коррупционных “своих”. В итоге получилась поражающая смесь коррупции, безответственности и непрофессионализма. Из грехов олигархата перед Украиной монополистический паралич развития и отрицательный отбор бюрократии гораздо опаснее, чем просто воровство.
До Майдана неясно было, кто возьмется разрушить эту гибельную сеть. Кандидатура нашлась. Люди нового социального слоя стали движущей силой Майдана, и он вывел их на авансцену нашей истории. В этом главная победа Майдана. А изгнание вороватой власти Януковича — техническая подробность. Активное меньшинство отказалось от стратегии выживания ради европейских социальных ценностей. На этих ценностях и строился Майдан: свобода для себя и для других; ответственность; отбор эффективных, а не “своих”; доверие.
Начало революции
25 лет открытости Украины и ее экономики сделали свое дело. На фоне общей стагнации у нас вслед за мировой экономикой начали активно развиваться информационные технологии, стимулирующие во всех сферах производства переход к обновлению как к стандартному способу ведения дел. Постиндустриальная революция обозначила начало своего прихода в Украину.
Новый тип работ предъявляет спрос на нового работника, способного быть эффективным в сложном, остроконкурентном и остродинамичном, а значит, неустойчивом процессе. Это люди креативные, инициативные и высокоадаптивные. Свобода выбора занятий для самореализации — их важнейшая жизненная необходимость. Их ценности и интересы антагонистичны олигархичным. Вместе им не ужиться.
Они не одиноки. Революционный класс впитал в себя и представителей малого и среднего бизнеса, удушаемых олигархами, и новое поколение “непоротой” молодежи, и людей всех генераций, воспитанных в ценностях свободы.
Мы должны осознать, что победа Майдана — это начало социальной революции, а не ее завершение. Позиции противников антагонистичны, нарастание конфликтности впереди. Возможно, это первая социальная революция, в которой ключевое участие примет постиндустриальное сообщество, что даст неожиданный результат для Украины и всего мира.
И еще одно объективное обстоятельство: революционный класс политически неконсолидирован, у него нет партии и признанных обществом политических лидеров. Значит, у него не было инструментов для взятия власти, поэтому уже в процессе Майдана ее добровольно передали проницательным либеральным сторонникам из старого политикума. Они взялись проводить необходимые реформы с участием и под давлением революционного класса. Это накладывает свой противоречивый отпечаток на ход украинской революции. Но как бы ни спорили сторонники и противники этой власти, они должны признать объективные обстоятельства. Лучшей альтернативы не существует. Худших — сколько угодно.
Поступательное движение
“Но реформ же никаких нет, одна коррупция!” — это распространенное утверждение — прямая неправда, можно сказать, пропаганда. Реформы идут непрерывно, охватывая все более широкий круг государственных институтов: закон о новой судебной системе, новая полиция, электронные государственные закупки, дерегуляция, независимость от российского газа, уничтожение коррупционного контроля над западными лекарствами, повсеместно открытые реестры… Другое дело, что реформы идут медленнее, чем нам хочется. И главное — несистемно, “кусочками”, как говорит Евген Глибовицкий. Мозаика далека от полной картины, потому и не чувствуется рядовым гражданином, скорее наоборот — реформы бьют по этому гражданину, что естественно, поскольку в них не заложены специальные социальные амортизаторы. Думается, это наше традиционное неуважение к личности, друг к другу.
Итак, реформы проходят медленно и постепенно. Мы пока не ощущаем их пользу. Враги не повержены. И все это на фоне политического инфантилизма революционного меньшинства и царствования ценностей выживания у пассивного большинства, определяемого нашим известным социологом Евгением Головахой как большинство аморальное.
Предположим, что под влиянием внешнего давления или прихода к власти воображаемых идейных радикалов (а не наших опереточных) перемены ускорятся. Не ослабится ли и без того неустойчивый баланс прореволюционных сил, не исказится ли в таком случае либеральная направленность реформ, их и без того низкое качество, адаптируются ли граждане со своими ценностями выживания или составят активную оппозицию? Так, может быть, неспешный темп реформ естественен для Украины? И не понижает, как думается с первого взгляда, а повышает ее шансы на успех. В конце концов, быстрота — не столько скорость, сколько непрерывность.
Ход в исторической игре на стороне революционного класса: политизироваться, научиться управлять государством, целенаправленно влиять на ценности большинства. Но это делается не быстро, да и простые решения не просматриваются. А читатель пусть размышляет, но обязательно с учетом обстоятельств.