За последнее время произошли перемены: у нас война, а значит, изменились представления об окружающем мире. Теперь есть четко обозначенный враг – это Россия, пишет на портале НВ заместитель директора Института социологии НАН Украины Евгений Головаха.
Картина мира украинца начала независимости отличалась противоречивыми чертами: с одной стороны, это была картина оптимистичная – уже было понимание, что светлого коммунистического будущего не будет; украинцы четко говорили, что капиталистическое общество по многим показателям значительно лучше социалистического. Они даже признавали, что социальное расслоение будет, однако не понимали, в каких на самом деле формах это может произойти. Когда же буквально в первый год они начали понимать, что это если не невыносимо, а очень трудно, здесь сразу вылезли на свет Божий представление о социальной справедливости как уравниловке, представление о том, что любой достаток в пределах частной собственности является криминальным. Не случайно 90-е были периодом, когда существовала серьезная угроза коммунистического реванша.
В период с 1991 по 1999 год число сторонников коммунистической идеологии становилось все больше, однако за 25 лет это существенно изменилось, и сейчас их остались считанные проценты. Произошел перелом мировоззрения: люди окончательно перестали верить в коммунистическую идеологию – в том, что она сможет значительно улучшить их жизнь и положение в обществе. Однако до сих пор нет уверенности в том, что это сможет сделать капиталистическое общество. К сожалению, Украинцы имели опыт лишь такого капиталистического общества, которое может вызвать только отвращение. Так они его и оценивают. Например, достаточно удивительны результаты наших опросов: прежде, еще в начале 90-х, люди считали, что нам нужна многопартийная система, сейчас большинство считают, что она не нужна.
И, к сожалению, украинцы до сих пор не считают, что в частную собственность надо передавать крупные предприятия и землю, хотя и признают идеологию капитализма политически. Это связано с их общим разочарованием последствиями декоммунизации.
Многое изменилось и в восприятии духовного мира. Есть интересный признак, который мы отслеживали в течение 25 лет: какукраинцы относятся к предоставлению официального статуса русскому языку. Известно, что у нас есть много радикально настроенных людей, которые считают, что со стремлением предоставить ему официальный статус надо бороться. Однако в действительности бороться не надо: постепенно в обществе уже формируется отношение к украинскому как к государственному языку, а к русскому – как к языку, которым просто общается большое количество людей. Значительно меньше осталось людей, которые считают, что русский нужно обязательно сделать официальным. Итак, языковая проблема может решаться не только административными и бюрократическими методами. Если существует атмосфера толерантности, то уже не так важно, сколько у нас официальных языков – главное, чтобы они сосуществовали. И сейчас большинство считает, что украинский должен остаться единственным официальным языком. Все остальное решается на формировании толерантности к людям независимо от их языка общения.
Толерантность проявляется не только в отношении к языку. У нас есть интересный вопрос: «Как вы считаете, должны женщины занимать высшие руководящие должности?». Когда-то было очень много людей, которые считали, что нет. Сейчас это очень небольшой процент. То есть преодолено хотя бы представление о том, что женщины чем-то хуже мужчин. Это существенное изменение.
Однако, к сожалению, за последние годы произошли еще некоторые изменения. У нас идет война, а потому изменились представления об окружающем мире. Раньше у нас почти не было врагов, и Украинцы не боялись внешней агрессии. Теперь четко определен враг: это Россия. 66% считают, что Россия – враждебная страна, и почти половина населения больше всего опасается внешней агрессии. Итак, есть тренды, которые охватывают все 25 лет, а есть и тренды, появившиеся только в последние годы.
Из позитива можно отметить, что возросла готовность людей помогать друг другу. Это та самая общественная и добровольная активность, еще несколько лет назад бывшая наименее популярной ценностью во всей ценностной иерархии украинцев. За последние же годы стало больше людей, считающих, что такая деятельность нужна, даже если сами в ней не участвуют. Отсюда феномен волонтерства, который очень поддерживается общественным мнением.
Не меняется у нас одно: это недоверие к власти, причем ко всем ее ветвям. Были всплески доверия к новым лидерам – скажем, к Ющенко и Порошенко, даже небольшие к Кучме, Кравчуку и Януковичу, однако год-два – и все это исчезает. Но к персоналиям хоть какое-то доверие, а к институтам его нет вообще – я имею в виду Верховную Раду, правоохранительную систему, судей и прокуроров. Это наиболее сдерживающий фактор нашего развития, хотя надо признать, что основания для такого недоверия к государству и его ключевым институтам существуют, ведь они так и не обеспечили ни благосостояние населения, ни охрану его прав. Так мы и живем циклами – небольшие всплески доверия, а потом его катастрофическое падение.
Украинец преимущественно живет без институциональной доверия, доверяя только самым близким людям: семье, родственникам, соседям. Доверяет даже просто соотечественникам, но не доверяет всему, что определяет политику, стратегию или экономику страны, а также банкам и бизнесу.
Поэтому у нас очень большие трансакционные издержки – расходы на недоверие. Когда вы не доверяете предпринимателю, а он не доверяет вам как партнеру, вы оба закладываете большие расходы на риск. Когда нет устойчивой гривны, предприниматели закладывают в цену не только реальные расходы, но и перспективу того, что гривна может резко упасть, и придется потом компенсировать это. Они закладывают это в цену, а мы платим, хотя это не объективная цена.
Поэтому же, например, мы платим за коммунальные услуги больше, чем люди с большими доходами в развитых странах. Согласно нашим состояниям мы платим в семь раз больше, чем в Европе. Это во многом заложено недоверие к государству, а также коррупция. Представление о том, что у нас коррумпированная страна, уже окончательно укоренилось в сознании. Люди чувствуют, что жалкий уровень жизни, который они имеют, связан с состоянием нескольких процентов украинцев, которые получают их за счет коррупции. Это и есть трансакционные выплаты, потому что мы не можем доверять коррупционерам, а они – нам. Причем платит само население, а не чиновники, ведь люди прекрасно понимают, что бизнес и политика у нас в определенной степени – братья-близнецы. Люди видят это не только на общегосударственном, но и на локальном уровне.
Пессимистическое отношение к государству, к сожалению, становится трендом. В 2005 году были надежды на перемены, были надежды и сейчас, потому что казалось, что ушел самый коррумпированный клан. Но они быстро угасают.
Однако украинцы продолжают жить надеждами. По сравнению с 2013 годом, у нас, как ни странно, несмотря на войну и падение уровня жизни, на вопрос «Какие чувства у вас возникают, когда вы думаете об Украине и о собственной жизни?» надежды больше, чем в 2013 году и даже за два года до него (43% против 33%). Почему? Есть чувство, что мы не бесправны. Что в ситуации, когда терпеть будет невозможно, мы сможем все изменить – имею в виду Революцию Достоинства.
Хотя лично я считаю, что революция требует не только достоинства, но и изменений институциональных основ общества. К сожалению, этого не произошло. Изменены персоналии, появился новый слой, очень важный для общества – слой волонтеров, которые, если не выгорят на этой очень тяжелой работе, могут действительно осуществлять контроль над властью, но общественные институты существенно не изменились, и люди это видят. Отсюда некоторое ухудшение; но все равно люди чувствуют, что способны сопротивляться. Главное – чтобы это сопротивление был конструктивным. А это возможно, если мы будем развиватьгражданскую активность в обществе.