Начавшаяся недавно эра биометрических паспортов, скорее всего, уже подходит к концу. В будущем мы будем вынуждены использовать биопаспорта, если захотим пользоваться безвизом и вообще путешествовать.
Об этом в своем материале на Зеркале недели пишут бывший министр иностранных дел Украины, руководитель программы европейских, региональных и российских исследований Украинского института будущего в Киеве Павел Климкин и старший эксперт Украинского института будущего в Киеве Андреас Умланд.
***
Сейчас в связи с карантином у многих интересующихся людей появилось больше времени и мотивации для действительно концептуальных размышлений. В сопровождении непривычной эмоциональной нагрузки. Ежедневно можно ознакомиться с морем классных идей о том, каким будет мир после пандемии. Почти каждый известный публицист считает своим долгом написать что-то на эту тему, а затем обсудить свои соображения с коллегами и оппонентами, обычно онлайн. Мы получаем интеллектуальное удовольствие от множества новых дебатов (хотя банальщина тоже зашкаливает). Глотаем, кажется, все темы, которые только можно, — от новой логистики до того, как изменится общение между людьми.
Но пока все эти разные видения не укладываются в какую-то постоянную общую картину. Может это и к лучшему. В чем почти все авторы все-таки сходятся, так это в том, что статус-кво после кризиса невозможен, что невозможно дальше жить так, как мы это делали, условно, до пандемии. Этот тезис сегодня звучит так часто, что тоже стал банальностью. Интересно, что в привыкшей к комфорту и стабильности Европе тезис о глобальности и глубине изменений, кажется, сегодня больше признан и распространен, чем в США и Азии. Во всех других измерениях — спектр мнений сумасшедший.
Правда, если посмотреть отдельно на последние образчики публицистики о возможных геополитических последствиях пандемии, количество достойных текстов, к сожалению, уменьшится на порядок, если не на два. Политики и эксперты, которых принято считать серьезными, склонны думать, что на сегодняшний день уже есть общее представление о масштабе пандемии, но нет видения действенных стратегий, коалиций и политической воли для их реализации. Поэтому многие пока очень осторожны в своих прогнозах.
Мы же решили наоборот, уже сейчас, когда еще неизвестно, как именно и когда коронакризис (не только пандемия, но и генерированный ею глобальный кризис) закончится, написать серию текстов о возможных изменениях нынешней модели мира. Эта статья сознательно не претендует на системность или исчерпанность. Она затрагивает несколько сфер, где, по нашему мнению, мир ожидают радикальные изменения. Не обязательно скорые — не завтра или послезавтра, — но очень глубокие изменения. Более того, мы считаем, что Украине следует принять активное участие не только в международной дискуссии о них, но и в их реализации. Это — наш шанс на выход из периферийности.
Во-первых, вследствие нынешнего кризиса государственные учреждения, вероятнее всего, получат мандат на укрепление. Где-то это будет четко определенный и ограниченный мандат, а где-то — лишь частично контролируемое укрепление. Используют этот мандат, конечно, не все. А те, кто использует, сделают это по-разному.
Но, скорее всего, стремление иметь лучшие защиту и экспертизу приведет к повышению роли учреждений. Оно может привести к укреплению так называемого глубинного государства — deep state в хорошем смысле, а не как упоминает его Дональд Трамп или разные конспирологи. Нейтральное, академическое значение термина "глубинное государство" имеет в виду всех высококвалифицированных бюрократов, дипломатов, экспертов и исследователей, которые работают в государственных или даже неправительственных учреждениях и объединяют две фундаментальные черты: базовые ценности и высокий профессионализм. Если коронакризис — не последний глобальный вызов ближайших лет (а это, к сожалению, весьма вероятно), то тренд укрепления правительственных структур вообще и "глубинного государства" в частности, может стать доминирующим.
Для международных отношений такое новое значение государственных учреждений в жизни обществ будет означать либо усиление принципа "каждый за себя" и соревнование между качеством разных национальных учреждений, либо новый уровень взаимодействия между "глубинными государствами" отдельных стран. Последний сценарий может привести даже к формированию, условно говоря, "глубинной глобальности", которую не надо путать с ООН и другими нынешними межправительственными организациями. Речь идет не о сегодняшних международных чиновниках, а о глобальных сетях или всемирных так называемых эпистомологических общинах, способных мониторить и анализировать информацию. В идеальном случае такие международные формальные или неформальные ассоциации будут иметь достаточно полномочий для принятия и реализации решений на основе объединения лучших знаний и интеллекта всего человечества.
Конечно, это будет означать, что "классическая" репрезентативная демократия и международные отношения между государствами уже не будут работать так, как сейчас. Как именно представить, организовать и, главное, легитимировать такой экспертно и ценностно ориентированный новый общественный контракт, будет, мягко говоря, непростым вызовом. Тем временем очевидно, что современная модель взаимодействия национальных игроков — не просто неадекватный, а плохой ответ на экономические, экологические, миграционные и другие всемирные кризисы в будущем, то есть современная модель становится частью проблемы, а не частью решения.
Сейчас все, скорее всего, происходит в рамках парадигмы "каждый за себя", а негативные тенденции становятся выразительнее, хотя мы далеко не на финальной стадии кризиса.
Например, сейчас можно было бы разработать новый глобальный "план Маршалла" с несколькими фазами и новыми инструментами. Однако если такой план поддержки мировой экономики останется лишь планом больших трансфертов и определенных инвестиционных стимулов, без параллельной политической перезагрузки международной системы, его результат приведет к повторению прошлого, а не станет прорывом в будущее.
Во-вторых, страны сейчас преимущественно ищут свою национальную модель выживания в условиях пандемии и делают свои выводы по ее применению. Пока лишь сам коронавирус выглядит единственным по-настоящему глобальным фактором для большинства людей. Хотя после Второй мировой войны появилось много структур, инициатив и проектов для более тесного сотрудничества между нациями и даже цивилизациями, мы видим, что почти все вопросы антикризисного менеджмента решаются на уровне стран. Между ними царит сумасшедшая, иногда бесстыдная конкуренция за необходимые для защиты и лечения ресурсы. Каждый решает свои проблемы как может, и понятно, что у зажиточных стран шансов в этой мировой борьбе намного больше.
Украина, по большинству показателей, является страной третьего мира, причем даже среди них она далеко не в первом эшелоне. Поэтому выиграть эту гонку нам сложно, на самом деле — невозможно. Таким образом, для нас и других пока институционно очень слабых государств "больше глобализации" было бы лучшей версией будущего. Но с одним большим "но": мы должны радикально улучшить качество наших учреждений. Прогресс работает только на тех, кто может им воспользоваться.
В-третьих, в 2014 году, когда началась российская агрессия, мы уже все поняли, что система международных учреждений, сформированная преимущественно после Второй мировой, для нас (да и с некоторыми предостережениями для Грузии и Молдовы) функционирует неэффективно или даже вообще не работает. Страна-агрессор, которая входит в Совет Безопасности ООН, имеет там эксклюзивную позицию и право вето, мешает принять решения об агрессии с ее стороны. Так что возникла абсурдная ситуация, когда выполнить Устав ООН не позволяет то, как он сформулирован и работает, а точнее сказать, — не работает.
Раньше нам ничего не оставалось, как существовать и бороться в этой реальности. Правда, разговоры о реформе СБ ООН ведутся уже много лет, даже группы создавались, готовились новые концепции… Но этим все и ограничивалось! Ключевые игроки не нуждались в перестройке действующей системы. Более того, сейчас Россия, исключенная из "Большой восьмерки" и находящаяся под санкциями, занимается обходными маневрами и старается созвать саммит постоянных членов Совета Безопасности. Кремль хочет обсуждать судьбу Украины без украинцев, используя для этого возможности структуры ООН.
Мы надеемся, что после пандемии, которую часто сравнивают с войной, может возникнуть новая ситуация, которая не только сгенерирует дискуссию о неадекватности международных учреждений, но и вызовет их кризис. В таких условиях можно будет найти больше влиятельных единомышленников, чтобы жестко задать вопрос о перезагрузке ООН, то есть о фундаментальной трансформации, а не только частичной реформе организации.
Шум, конечно, в таком случае поднимется сумасшедший. Но система ООН многим людям мира показала себя нерелевантной к современным вызовам и неэффективной для решения все более острых общечеловеческих проблем. Нынешнему реформаторски настроенному генсеку ООН Антониу Гутерришу не дали провести даже 10% изменений, которые он планировал, придя на эту должность. Скорее всего, мы таким образом уже "проехали" шанс на осуществление постепенных, осторожных реформ. Более того, сейчас международные организации боятся не только новых кризисов и вызовов, но и ограничения финансирования на свое существование. Странные последствия этой печальной ситуации можно было наблюдать, когда РФ блокировала свои взносы в Совет Европы после 2014 года и когда безусловно вернулась в ПАСЕ в 2019 году.
Сегодня нужно провести аудит всей системы ООН, причем это должен быть внешний независимый аудит. Неадекватные сигналы Всемирной организации здравоохранения в январе 2020 года об отсутствии угрозы пандемии иллюстрируют глубину проблемы. Своевременный анализ и эффективная коммуникация смогли бы спасти десятки тысяч жизней и запустить подготовку к пандемии намного раньше (в частности в Украине, где вспышку коронавируса в Европе тоже "проспали"). Зачем миру такой "консалтинг", который не работает и очень ограничен в возможностях практической помощи? Зачем ему Всемирная организация здравоохранения, которая пытается быть "политкорректной" в оценках перспектив развития эпидемии, в частности потому, что не может найти правильный формат на фоне нежелания усложнять отношения с Китаем? Международные институты, которые не могут действовать на основе непредубежденного анализа информации, обречены быть неэффективными в целом, и особенно во время кризисов.
Проблема, кто именно мог бы сформулировать глобальный ответ на эти вопросы и реализовать его, остается открытой. Очевидных кандидатов мы сейчас не видим, они еще должны появиться. Можно, конечно, помечтать о глобальной структуре с исполнительными полномочиями. Это могло бы быть своеобразное глобальное правительство как альтернативное "глубинной глобальности" решения или наоборот, дополняющее. Но шанс возникновения такой структуры, даже с ограниченными полномочиями, пока что мизерный. Тем более что строить ее на базе национальных государств, которые должны были бы отдать свои полномочия каким-то глобальным структурам, пока что нереально. Объединенная своими ценностями, географией и христианским наследием, европейская цивилизация за почти 70 лет не смогла превратить созданную в 1951 году Еврокомиссию (тогда еще Высшая комиссия ЕСВС) в полноценное правительство Европейского Союза.
А вот мощную всемирную структуру, которая действовала бы только в случае и для координации стран в чрезвычайных ситуациях, очевидно, поддержат как парламенты государств, так и обычный люд всего мира. Ее финансирование можно было бы обеспечить за счет глобального налога или взноса на "всемирную страховку". Эта структура могла бы иметь наблюдательный совет, состоящий не из политиков, а из известных всему миру ученых и других специалистов.
Критерии, которые передавали бы этой структуре полномочия с национального уровня на глобальный, пока трудно сформулировать, учитывая вероятное сопротивление правительств разных стран. Но дальнейшие кризисы, скорее всего, ослабят такое сопротивление. Каждый последующий трансконтинентальный кризис повысит легитимность такой структуры или похожей международной схемы защиты от них.
В-четвертых, сейчас началось множество спекуляций, удержится ли нынешняя политическая карта стран мира. В Африке уже открыто говорят об изменении государственных границ. Действительно ли начнется объединение или разъединение стран, будет зависеть от длительности кризиса, причиненного национальным системам вреда и его объединения с другими кризисами. Во всяком случае, говорить о таких фундаментальных территориальных изменениях рано. Но уже сегодня очевидно, что произойдет более или менее глубокая трансформация нынешней системы взаимодействия стран и зон влияния крупных государств.
Система балансов, созданная после Второй мировой войны, не может быть ни брошенной, ни восстановленной. Какая-то, условно говоря, "Ялта 3.0", то есть конференция крупных государств о распределении мира, — уже невозможна. Просто удерживать какие-то статические зоны влияния в современном мире будет, во всяком случае, чрезвычайно сложно. Против внешнего вмешательства можно действовать не только военными методами, как раньше, нанося соответствующий вред и платя за это соответствующую цену, а прежде всего — гибридными.
Определенные территории, на которых доминируют крупные игроки, конечно, останутся. Но даже эти зоны будут становиться все более гибридными. Они уже не будут выстроены по принципу "все или ничего". Похоже, Россия понимает это лучше нас, массово выдавая паспорта в Донбассе, продвигая модель федерализации Украины, и не только.
Вступление в НАТО — несомненно, наша стратегическая цель. Но уверены ли мы, что НАТО будет готово принять страну с потенциально миллионами российских граждан? Готовы ли страны НАТО безусловно выполнить пятую статью Вашингтонского договора о защите подписантов всеми членами НАТО и в отношении нас? Этот вопрос даже среди сегодняшних членов — открыт. Последние опросы в странах Альянса свидетельствуют, что большинство граждан НАТО довольны. А вот в необходимости выполнения своими государствами статьи пятой при любых условиях — уверены далеко не все. Можем задать еще много похожих риторических вопросов, но последние годы показали, что членство в НАТО не придет само собой. За него надо бороться, и не лозунгами и декларациями, а формулировкой более понятного — особенно для западноевропейских стран — нарратива, почему мы нужны Альянсу.
Недавно в рамках НАТО была создана специальная группа, которая должна подготовить предложения о будущем Альянса. Эта инициатива стала, в том числе, реакцией на заведомо провокационные слова Эммануэля Макрона о "смерти мозга НАТО". Францию в этой группе будет представлять бывший министр иностранных дел Юбер Ведрин, который неоднократно называл "желание США затянуть Украину в НАТО" ошибкой. Нам нужно найти убедительные аргументы, чтобы объяснить всем членам НАТО, что их безопасность укрепится в случае вступления Украины, а не наоборот. Эти аргументы надо еще создавать, они не возникнут сами собой.
Ситуация с обретением членства в ЕС — не меньший вызов. Присоединение к ЕС требует еще больше сугубо украинских ответов. Их необходимо искать, меняя модели и алгоритмы функционирования страны и общества. Для начала предвступительных переговоров и принятия в ЕС нам понадобится не только реформироваться, но еще и завоевать сердца и умы европейцев, в том числе, например, французов и голландцев, которые будут проводить по этому поводу референдумы. Если мы будем действовать "как всегда", это сложно будет сделать. Но, очевидно, пандемия дает нам шанс "перепрыгнуть" себя.
В отличие от некоторых других политиков и комментаторов, мы не верим в ослабление или распад НАТО и ЕС вследствие сегодняшнего кризиса. Наоборот, мы уверены, что усиление этих организаций — необходимая предпосылка для западного лидерства в будущем мире. Если НАТО и ЕС не оправдают ожиданий, то трансатлантическое пространство в нынешнем виде существовать уже не будет. Таким образом, ставки сейчас действительно высокие, и это очень хорошо. Но для нас ставки еще выше, они на самом деле экзистенциальные: будем ли мы оставаться в гибридном мире и серой зоне, или наконец попадем в евроатлантическое сообщество. Но ожидания, что нас возьмут в будущую обновленную трансатлантическую реальность просто за то, что мы есть, — напрасны. Пандемия коронавируса не меняет наших целей, но дает возможность реализовать стратегию окончательного уничтожения совка и совковой ментальности и построить необходимые для интеграции в евроатлантическое пространство институты. Своими силами и с помощью друзей и партнеров.
В-пятых, надо быть готовыми к тому, что глобальные медиакомпании, которым принадлежат ключевые социальные сети, начнут еще более агрессивную, чем сейчас, борьбу за информационную гегемонию. Принцип национального суверенитета при этом будет иметь второстепенное значение. Например, Фейсбук остановил трансляцию президента Бразилии Больсонара из-за того, что он, как считали администраторы Фейсбука, распространял фейки о коронавирусе. Внутренние правила и кодексы, которые будут соблюдать крупные медийные компании, скорее всего, и в будущем не станут подотчетны национальным правительствам. Они продолжают действовать в собственных интересах и пользоваться алгоритмами искусственного интеллекта. Для Украины, имеющей опыт борьбы с информационной агрессией РФ, это тоже может стать шансом.
В-шестых, эра биометрических паспортов, начавшаяся недавно, скорее всего, уже подходит к концу. В будущем мы будем вынуждены использовать биопаспорта, если захотим пользоваться безвизом и вообще путешествовать. Более того, довольно вероятно, что мы даже будем вынуждены согласиться на отслеживание параметров состояния нашего здоровья в режиме реального времени. Вопрос, кто и как будет оценивать эти данные, доступ к ним, их защиту и т.п., — пока открыт.
Хотя люди после "коронакризиса", наверное, больше времени будут проводить в виртуальном пространстве, чем до пандемии, это им не компенсирует путешествий. Но теперь за эту "роскошь" придется платить доступом к своим медицинским данным. Как будет организован менеджмент этой частной информации человечества — через систему децентрализованных серверов наподобие новой формы блокчейна или на глобальном сервере, на национальном уровне или с использованием нескольких опций, — тоже сегодня еще никто не может сказать.
И в завершение. В "новом прекрасном мире" после пандемии и других кризисов существование украинцев совсем не гарантировано, ни как индивидуумов, ни как национального государства. Эта пандемия вряд ли будет последней, а другие глобальные кризисы — прежде всего климатические — тоже не заставят себя ждать. У нас есть миллионы способных и достойных людей, но почти нет эффективных институтов. Страна есть, а государства в классическом смысле — способного защищать и помогать, нет.
Нам критически нужны союзники и партнеры, на которых мы можем опереться, но которые так же могут опереться на нас. Помощь нам просто потому, что мы в ней нуждаемся, не придет. Мы должны ее заслужить и, скорее всего, отработать. Требования к предоставлению помощи на время и после пандемии будут все жестче. Уже "почти полученный" транш МВФ не должен вводить в заблуждение. Следующие требования будут касаться не отдельных реформ, а системной перезагрузки, чтобы наконец отойти от постсоветской модели. Не воспользоваться этой возможностью как следствием "коронакризиса" может означать не воспользоваться ею уже никогда.